Дождь отчаянно, безутешно стучал в стекла. Автомобиль летел через мокрую тьму; вода выстукивала музыку, пела флейтой. Молнии блистали, будто невидимый ударник поднимал над дорогой свои царственные громовые тарелки. Огни рекламы и светофоров бились цветными свечками в зеркалах дождя. Раананский симфонический в этот вечер исполнял Малера, Шнитке, Бетховена.
Вечер предстоял особенный. Торжественный. Полный сюрпризов. Публика текла к зданию Центра музыки и искусств в лакированной темноте дождя. Густо дрожали мокрые кроны деревьев. И карамельно-теплое сияние холла было видно издалека, казалось костром среди темных деревьев и зданий.
…Фортепианный квартет Густава Малера (1876год) и следующий его дорогой, свободно, грандиозно продолжающий его квартет Альфреда Шнитке ( 1988) предстали в исполнении главного дирижера оркестра Омера М. Вельбера (он в этой программе выступил и как прекрасный, оригинальный пианист) и талантливой музыкальной семьи Цори (Кармит Цори – скрипка, Нитай Цори - альт, Гилель Цори – виолончель). Музыка соединилась с пластикой. С театральным одухотворением, образы стали объемнее. Драматичнее. Вероятно, надо бы называть этот мини – спектакль неоклассикой. Но мне не хочется. Не позволяет душа. Как-то эпигонски, льстиво и с уклоном в массовость и общедоступность звучит этот термин, узко и покорно-ученически выглядят его рамки. Но итальянский хореограф Эрмано Сбеццо растворил музыку, тонко и точно сплел ее со звуками, будто интерпретировал души и мысли композиторов. Малер написал свой Квартет в 17 лет. Кто-то укорил композитора в подражании Иоганнесу Брамсу. В следовании духу и стилю уже тогда признанного гения немецкой музыки. В этом произведении есть будущие свершения и трагедии, униженная, оскорбленная душа, гордая несогласность с уродством и рабством. Даже еще в тот момент невстреченная композитором Альма, его любовь, беда, страсть, загадка и проклятие, тоже будто присутствует. Музыканты играли экспрессивно, волнующе, и движения, придуманные, сконструированные Эрмано Сбеццо, органично сливались с интонацией и драматизмом звуков. Генрих Гейне сравнивал балетное искусство с трагедиями Расина. Вероятно, за патетику, возвышенность, гипнотичные, волшебные, подчас не дающие права толковать себя просто и однозначно сюжеты.
Танцовщики Джорджия Леонарди и Эмилио Бароне создают свой мир, свой рассказ безоглядно. Символика хореографического текста, красота и новизна языка, особая, я бы сказала, барочная ментальность высказывания завораживают. Заставляют следить за действием счастливо и очарованно. Почему я тут говорю про барокко? Пришла на память услышанная фраза, что Феллини, великий Федерико, итальянский легендарный, неповторимый киномастер, это совершенно точно барокко. Нечто неправильное, необычное, сложно-виртуозное. Черно- белая танцевальная новелла, которую нам показали, смесь поэзии, изысканного изящества, иллюзорной эссеистики, трепетного наброска о страсти и одиночестве. Джорджия Леонарди прекрасна. Чарующе-доминанта. Она гибкая, как лоза, мудрая, как сибилла. Ее партия рук – а эта партия так же одухотворена, рельефна, как партии каждого из инструментов! – вызывает и восторг, и тревогу. И все же забыв о катастрофах (в стране ли, в мире…), зритель целиком уходит в это состояние гипноза, очарованности, он сдается на милость творцов, он идет дорогой душевных, басноловных, драматичных переживаний. И кажется самым главным в мире, залитым дождем, качающемся, недобром, как танцовщица сейчас руками-крыльями расскажет этот эпизод, как выкристаллизирует эту призрачную и в то же время мысль…Эмилио Бароне существует на сцене очень доверительно, гордо, скромно, вровень с великими музыкальными волшебниками Малером и Шнитке.
Альфред Шнитке, навсегда, навеки неразгаданный, гений, совершенно особняком стоящий в искусстве этого озлобленного и растерянного мира¸ в своем
Квартете предсказывает, рвется в глубины своего и нашего сердца. И благоговейно кивает Малеру. И танец, ритуал, созданный хореографом и танцовщиками, точно сливается с музыкальной формой. Выражает ее…
…Симфония номер 5 до минор Бетховена так много раз исполнена, так знаменита, так авторитетна, что, кажется, можно ее объявить, обозначить – и слушатели сами себе все споют, прочувствуют, восхитятся. В этом вся сложность. Весь груз популярности, которая как бы и не предполагает открытий. Мне кажется, именно этот момент особенно роднит включенные в программу вечера произведения. Перекидывает мост от Малера, Бетховена, Шнитке к каждому из сидящих в зале. Равновесие между иллюзией и реальной, жестокой болью, качели между клише, застрявшими в памяти и судьбе ассоциациями, правилами, суждениями, пришествие истинной новизны и художественного откровения – вот что стало отличительной чертой этого дождливого вечера. Этой программой- спектаклем. Потому что дирижер, безусловный лидер, маэстро Омер Меир Вельбер наделен счастливым умением созидать новое. Неведомое. Идти в лабиринт, в тоннель, освещенный чужими фонарями, чужими авторитетами, трактовками без капли клишированности¸ инерции, подражательства. Он проживает, строит, исполняет знаменитую симфонию так, что понимаешь: ничего-то ты прежде про нее не знал. И даже не предполагал, что до такой степени не знаешь. «Сила судьбы», «тема судьбы» - как это актуально. Как страшно. Выстраданная, измучившая композитора эта великая симфония так гордо и горько перекликается с нынешним днем. И плачет, и движется дорогой за слепыми поводырями, и вопрошает. Дирижер сливается с музыкой, вбирает музыку в себя. Переносит силу и душу в каждый инструмент, в каждую группу оркестра. Он растворяется в этом кипении и мощи. Нежности и надежде. Его как отдельного человека, субъекта, руководителя, тирана нет. Есть в музыкальных красках, сверкающих мазках, грозных созвучиях художник, мыслитель¸ личность, умеющая объединить. Есть апология, защита всем нам. Апология Вельбера – как попытка оправдать несчастных, не знающих¸ куда и зачем идти…
Да смолкнут снобы, считающие, что надо слушать только самые прославленные коллективы. Когда все совпадает, когда музыканты идут, летят, восходят к радуге постижения, когда дирижер отмечен Богом, случаются сенсации. И это счастье, что они случаются. «Симфонетт» Раананы говорит свое творческое слово! «Симфонетт» Раананы звучит!
Впечатлениями поделилась Инна Шейхатович .
Фото: Йоси Цвекер.