Наталья Твердохлеб - Грани аквамарина
Самолет из Израиля прилетел рано утром. В Центр по усыновлению Рахели и Натану нужно было прибыть во второй половине дня, а вечером они должны вместе с представителем центра уехать в маленький городок на границе Украины и России… «Мы дадим сыну второе имя Шломо, как у нашего мудрейшего еврейского царя, — сказал Натан. — Рахель вышила ему кипу для праздников».
- Рахель
Рахель торопилась. Еще несколько шагов, и она спустится в бомбоубежище.
Вдруг стало тихо. «Почему замолчала сирена. Отбой?» — успела подумать Рахель, но тут она почувствовала сильный удар и потеряла сознание. Очнулась она за цветной занавеской. Болела голова, пахло лекарствами, девушка в голубом костюме что-то ей говорила. «Медсестра, — поняла Рахель, — что здесь делает медсестра?» Она хотела сказать девушке, что не слышит ее, но слова останавливались где-то в гортани. Рахель повернула голову и увидела Натана. По лицу мужа текли слезы.Она вернулась домой через неделю. «У нас еще будут дети, доктор говорил, что обязательно будут», — повторял Натан. Рахель молчала, не плакала, она молчала еще много дней, пока Натан не сказал ей:
— Я снова иду в армию. Начался призыв резервистов.
— Да, — ответила Рахель.
- Рахель и Натан
Неожиданно позвонила знакомая из Хайфы, с которой я давно не общалась. Задала дежурный вопрос: «Как дела?» Рассказала немного о своей жизни и быстро перешла к цели своего звонка.
— Очень прошу тебя, встреть, пожалуйста, в аэропорту моих друзей. Замечательные ребята. Они раньше никогда не были в Украине, в Киеве у них никого нет. Проводишь их потом в Центр по усыновлению?
— Встречу, конечно. Если бы я еще знала, где у нас этот центр.
— Посмотри в Интернете, а у ребят есть адрес. Их зовут Натан и Рахель. Натан говорит по-русски, а Рахель — нет.
— Хорошо, диктуй номер рейса.
Рахель оказалась красавицей, нет, не просто симпатичной и милой, а настоящей царицей — наверное, такой была прекрасная и несчастная ее тезка, наша праматерь. От лица Рахели невозможно было взгляд отвести. Хотелось смотреть и смотреть на нее. Прямые длинные волосы черным шелком падали ей на спину, глаза зеленовато-голубые — аквамариновые; нежно-белый, без румянца тон ее лица подчеркивал цвет грустных глаз-самоцветов. Высокая, тоненькая, в джинсах и туфельках-балетках, она показалась мне совсем юной. Мужа своего, тоже красивого, рыжеволосого, загорелого, Рахель держала за руку, как ребенок. Я их узнала сразу — так выделялась эта пара на фоне разношерстной толпы людей, торопившихся к выходу из аэропорта. Подошла к ребятам, мы поздоровались.
— Вы извините за беспокойство. Сами бы добрались, но друзья подняли всех знакомых на ноги. Вот и вам пришлось приехать. Спасибо, — сказал Натан.
— Ваши друзья все правильно сделала. И не за что меня благодарить.
Натан перевел Рахели мои слова. Глаза ее заиграли сине-зелеными оттенками. Я вновь залюбовалась ее лицом.
- Шломо
Самолет из Израиля прилетел рано утром. В Центр по усыновлению Рахели и Натану нужно было прибыть во второй половине дня, а вечером они должны вместе с представителем центра уехать в маленький городок на границе Украины и России.
— У нас еще много времени, потому есть два варианта: проедем по городу, и вы посмотрите Киев, или сразу ко мне — отдохнете с дороги, потом отвезу вас, куда нужно, — предложила я гостям.
Натан наклонился к жене, что-то спросил у нее.
— Лучше к вам, у нас важное дело, пока ни о чем другом не можем думать.
Мы пили чай и беседовали — вернее, говорил со мной Натан, иногда оборачиваясь к Рахели, чтобы что-то перевести и поймать одобрительный лучик ее взгляда. Натан рассказывал, как ребенком уехал с родителями в Израиль из Белоруссии, как служил в армии, как встретил будущую жену. «Странно, — думала я, — только познакомились, а такое чувство, будто давно их знаю». Я не задавала вопрос о том, что понадобилось им в маленьком украинском городке. Натан заговорил об этом сам.
— В 2006 году, когда война с Ливаном была, Рахель беременную ранило — ракета рядом разорвалась. Ребенка нашего спасти не удалось. А теперь мы приехали за малышом, мальчика заберем из детского дома.
— Но вы такие молодые, у вас еще будут дети.
— Вряд ли, Рахель болела сильно после ранения, до сих пор врачи ничего определенного не говорят. А этот малыш… мы уже его любим.
— А Рахель не против, что вы мне все рассказали?
Натан посмотрел на жену. Рахель молчала, только глаза меняли цвет, как драгоценный камень, подаривший им свои краски. Она улыбнулась, достала из сумочки несколько фотографий и разложила на столе. Я рассматривала снимки, хвалила малыша, просила Натана перевести мои слова. Похоже, все, что я говорила, радовало ребят. Они переглянулись, а потом снова взялись за руки. Мальчику на фотографии было годика три. Светло-русый ежик, нос кнопочкой. Вот только глаза, как у будущей мамы, сине-зеленые, в пол-лица. «Мы дадим сыну второе имя Шломо, как у нашего мудрейшего еврейского царя, — сказал Натан. — Рахель вышила ему кипу для праздников. Я вам сейчас покажу».
Кипа была настоящим произведением искусства — на белом шелке вышиты золотыми нитками оливковые ветви с плодами из небольших черных жемчужин.
— Ваш ребенок будет проходить гиюр?
— Да, мы сделаем все возможное. Но, все же, думаем, когда ему исполнится тринадцать, пусть сам решит, хочет ли он быть евреем.
Я вышла из комнаты, чтобы принести десерт, а когда вернулась, увидела, что Рахель кладет на колени детские вещи: свитер, шапочку, шарфик. Она гладила рукой мягкую шерсть, складывала, раскладывала и вновь рассматривала одежду, приготовленную для малыша. Из чемодана Рахель достала игрушечного жирафа — смешного, с длинной, как и положено, шеей, только какой-то необычной, нежирафьей расцветки. Ноги его можно было как угодно согнуть, голову наклонить. Мне жираф очень понравился, и я тут же начала сочинять о нем сказку. Предложила Рахели немного отдохнуть, принесла для нее плед и подушку. Через минуту Рахель крепко спала, обняв игрушку.
Я верю в чудеса
Мужчина, встретивший нас в Центре по усыновлению и представившийся Сергеем, сразу заговорил с гостями на иврите. На мой удивленный взгляд ответил коротко: «Это работа». Сергей дал Натану и Рахели подписать какие-то бумаги, потом вытащил из сейфа и переложил в портфель толстую папку. Обратился ко мне:
— Все документы в порядке, билеты у меня, через час отправляемся на вокзал. Можем уже вас отпустить.
— Нет, я провожу ребят.
По дороге на вокзал Сергей, показавшийся мне вначале немногословным, вдруг разговорился. Многое я узнала в тот вечер. Незнакомый прежде мир открылся для меня. Кому только Сергей ни помогал в усыновлении. Рассказал о девочке-цыганке, которую удочерили пожилые поляки. Она им танцы с бубном по ночам устраивала. Не высыпались, с ног валились от усталости. Но ничего, привыкли. Сами теперь поют и танцуют, а девочка звездой эстрады, наверное, станет — такие у нее успехи. «Вот и украинский малыш полетит скоро в Израиль, жить будет у самого Средиземного моря», — добавила я. Сергей ничего не ответил, но взгляд его мне не понравился.
Мы прощались на вокзале. Сергей проводил ребят в купе, а сам вышел на перрон — до отхода поезда еще оставалось время.
— Пожалуйста, — попросила я, — передайте Рахели, что я обязательно напишу сказку о белом жирафе и пришлю ее малышу. Сергей молчал.
— Что-то не так? Я не то сказала?
Он ответил не сразу, каким-то другим, изменившимся голосом.
— Ребенок болен — острый лейкоз, форма тяжелая, надежды мало.
У меня перед глазами возникла картинка: белый жираф плакал большими белыми слезами.
— Они знают?
— Да. Сказали, что не отступятся, что им нужен только этот мальчик. Они его выбрали, полюбили, будут лечить.
— Но, может быть, есть хоть какой-то шанс? Сколько же им горя можно переносить?
— Вы верите в чудеса? Я — нет. Они месяц должны жить поблизости, навещать ребенка каждый день, чтобы он привык. Такие правила. Дай Б-г, чтобы улетели втроем. Мальчик в больнице. Прощайте. Возьмите визитку. Звоните, если хотите.
Рахель и Натан махали мне из окошка, улыбались. Не знаю, что со мной случилось. Но в этот момент я превратилась в Рахель, я влезла в ее кожу, по моим сосудам потекла ее кровь. Я стала ее болью. У меня вдруг почти исчезло зрение, пропали цвета, все вокруг окрасилось в серо-черный. «Господи, — просила я, — ты же всемогущий и милосердный. Только ты можешь совершить чудо. Сделай что-нибудь для этих людей, сохрани для них сына, дай им шанс вылечить мальчика». «Я верю в чудеса!» — крикнула выглянувшему из окна Сергею, но поезд уже набирал скорость. Почувствовала боль. Разжала ладонь. Визитка, кусочек пластика, порезала мне руку. Номер остался в памяти. Не думала, что когда-нибудь его наберу.
- Фильм о любви
Позвонила Сергею через несколько лет — его помощь нужна была близким друзьям. «Только по делу, только по делу, не буду спрашивать о Шломо, только по делу», — убеждала себя дорогой. Встретились как старые знакомые. Сергей проконсультировал друзей, и мы уже собирались прощаться.
— Вы не хотите задержаться немного?
— Да, конечно.
— Садитесь удобнее, будем кино смотреть.
Сергей развернул ко мне монитор. Лужайка, яркая зелень, столы накрыты, музыка, детские голоса. Дети, много детей рассаживаются за столами. В центр выходят трое — стройная темноволосая женщина, высокий мужчина и мальчик лет семи. У мальчика на голове белая кипа с вышитыми золотом оливковыми ветками. Женщина что-то говорит на иврите, обращаясь к детям. Рахель? Поворачиваюсь к Сергею. Он улыбается.
— А мальчик?
— Смотрите дальше.
Тоненькая мальчишеская фигурка, русый ежик. Выздоровел?! Шломо!
Фильм продолжается, Рахель заканчивает речь, Шломо куда-то убегает. Возвращается, держа за руку девочку. Аплодисменты. Дети разворачивают плакат. На нем нарисованы смешные веселые рожицы и яркая цифра «3», вверх летят разноцветные шары. Девочка смеется. У нее длинные черные волосы, красивое личико с белой кожей. Камера берет крупный план. На экране большие аквамариновые глаза…